“ГАДЕС! ОНА НЕ ПРОСЫПАЕТСЯ! А НУ БЫСТРО СЮДА!” — взревел Бог Смерти, и мне пришлось переместиться. Мне кто-нибудь потом перескажет? Не Кроноса же из соседней клетки просить?
— Что произошло? — раздраженно поинтересовался я, понимая, что меня как всегда дергают в самый неподходящий и самый интересный момент! — Что вы опять не можете сделать без меня?
На меня смотрело шесть тревожных глаз, а на своей кровати тихо сопела Прозерпина. Как странно… Мне казалось, что в прошлый раз ее сила была намного больше… Или просто я хотел так ее видеть… Я поводил руками над ней, оценивая ситуацию, и пришел к выводу..
— Она просто спит! Перемещение между мирами дается нелегко, особенно…ээээ, — замялся я, пытаясь правильно подобрать слова, — Особенно в ее положении, в которое… эм… ты ее сначала поставил, а потом … Ну ты понял! Вот! Проспит пару часов и встанет сама. Можете дежурить возле нее, не возражаю. А теперь, я могу идти по своим делам? Да? Точно могу? Точно-точно?
Я сделал самое жалобное выражение лица, а Никата и Эреб смотрели на меня осуждающе, и только Танатос понимающе хмыкнул и кивнул. Интересно, о чем это он? Спартанская матерь посмотрела сначала на меня, потом на Танатоса, затем Эреб отхватил полотенцем, а я так и не понял за что, поэтому решил взглядом посочувстовать пару минут.
— Ну, нашел? — ехидно поинтересовалась Никата, упирая руки в бока. Из правой руки у нее виднелось самое грозное оружие на свете. Полотенечный жгут, — А чего не привел?
Я демонстративно закатил глаза и испарился из покоев Прозерпины. Щас прям! Мне еще отчитываться не хватало! Вот одну уже привел. Чуть не женился! Приведешь тут… Сразу жениться заставят. На совести дружным оркестром играть будут…
Вот так, занятый своими мыслями, я чуть не налетел на Гефеста, который уныло брел по Тартару с принесенными цепями, намотанными на могучее предплечье. Как хорошо, что додумался по пути сделаться невидимым! У меня при виде его лица чуть настроение не скисло.
— Так, что вот так вот! — подвела уже итог своей истории Екатерина, а Гера сидела с открытым ртом и очень сочувствующим видом, — Видишь как оно бывает? А ты все предал, да предал! Да хрен бы с ним!
Аааааа!!! Что я пропустил? Я все пропустил! А Гера, видимо, пропустила через себя. Никогда ее такой не видел. Кто-нибудь мне расскажет про Вадима? Кронос? Ты что там про Вадима слышал?
Гера тем временем кивнула, а потом опустила глаза. Верховная Богиня хотела, видимо, сказать что-то. Я отчетливо видел, как шевелятся ее губы, а она кусает их… Коцит забери! Гера хотела о чем-то попросить!
— Смертная… — послышался тяжелый вздох богини домашнего очага… “Катерина”- услужливо подсказала жрица Прозерпины, — Катерина, а ты не могла бы прийти ко мне еще раз? Мне стало намного легче. Не то, чтобы я поняла все, но … у меня появилась надежда… Если твои слова верны, то я готова тебя наградить…
— Ээээээ, — застопорилась смертная, явно не зная что ответить на просьбу моей младшей сестры, поэтому в Тартаре, где все обычно орут и проклинают меня, повисла непривычная тишина. В какой-то момент, мне показалось, что ответа ждали все, включая Гефеста. Бог огня все это время стоял не шелохнувшись, и кажется даже не дышал. Даже Кронос притих. — Я постараюсь! Даю честное слово!
Жрица встала с пола, отряхнулась и наскоро попрощавшись, развернулась в сторону выхода. Кронос снова начал сопеть. Обычно он цепями гремит так, что у меня трон подпрыгивает, а тут тишина… И, главное, все в курсе про Вадима. Один я… Эх!
— Ой, здравствуйте! — замялась Катерина, с интересом глядя на Гефеста, а тот от неожиданности чуть цепи не выронил. — А я тут…
— Я благодарен тебе, что ты поговорила с моей матерью, — грубо отрезал Гефест, огибая смертную, направляясь к камере Геры, бросив через плечо, — Но сейчас тебе надо уйти. Мне нечего тебе дать, уходи!
— А что ты мне давать собрался? — удивилась Катерина, таращась во все глаза на племянника. — Мне ничего не надо, у меня и так все есть!
— Ну конечно, — не поверил Бог огня и принялся распутывать принесенные им оковы.
— Совсем дурак. — пробубнила смертная и какая-то расстроенная направилась к выходу. Так, я не понял… Ей что? Понравился этот хромой бог? Вот этот? Серьезно? Так, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Что можно найти в огромном, потном, мускулистом боге огня? “Красивые, глубокие глаза!”, - гаденько подсказал Танатос, а я смотрел на потное тело со вздувшимися венами.
Ладно Танатос! Я понимаю! Но вот это! Обожженный, хромой, на теле шрам на шраме! Что в нем такого интересного? “Красивые глаза!”, - снова заметил Танатос.
Так, нужно что-то предпринять! Как-то я не знаю… Эффектно появиться, что ли? Так-так-так…. На выходе прислониться плечом к входу в Тартар, скрестить руки на груди и подогнуть ногу… Так, вроде хорошо… И сказать что-то вроде “Я — Гадес!” — нет, не то… Так, а если:” Я — повелитель душ!”- нет, тоже не то…. Смертная уже подходила к выходу… Работаем по обкатанной на женском населении Аиды схеме!
— Ну что, нагулялась? — ядовито поинтересовался я, поднимая брови и насмешливо смотря на смертную.
— Ааааааааа! — во весь голос заорала Катюха и шлепнулась в обморок.
Глава двенадцатая
— Танатос, скажи мне, друг мой, — задумчиво изрек я, разглядывая себя в зеркало, и краем глаза видя ржущего черного бога при входе в мои покои. — Скажи мне честно… Я очень страшный?
Бога Смерти прорвало на смех и мерзкое подхихикивание каждый раз, когда он поднимал на меня глаза. Ну, конечно!
— Мой друг, мне кажется, или кто-то ударил тебя по самоуверенности? — поднимая брови ядовито заявил уверенный в себе мускулистый квадратик, — Уж не смертная ли?
Я молчал… Я усердно молчал и сопел, подбирая не очень обидные слова, чтобы объяснить, что это не тот эффект, который должен был быть. Нет, обморок конечно, предполагался, но я планировал его свалить на коней хаоса, ну или на мойр, как минимум!
— Идем, — потер висок Танатос, отлипая от дверного косяка, — твоя жрица пришла в себя и паникует.
Ну ка-а-а-ак так то, а? Опять без коней, землетрясения и даже без Цербера… Да что ж такое то? Мы переместились, пока я мысленно сожалел о том, что вместо чего-то грандиозного, приходится довольствоваться: “Привет, я — Гадес!”. Дверь в покои Персика была прикрыта, а оттуда слышались истерические крики.
— Сенька!!!! Сенька, вставай!!!! Что вы с ней делали?! — истерично верещала смертная, а Танатос жестом показал, что сейчас входить не стоит и показал на пол. В щель между дверью и полом тихо просачивался Эреб. — Женщина, вы врач? Нет? Уйдите отсюда! Ей воздух нужен! Нас тут и так двое, а кислорода мало! И уберите свое полотенце! Вы его когда стирали? Не надо тут микробами размахивать!
Мы с Танатосом понимающе переглянулись, рядом с нами материализовался Эреб и громко выдохнул.
— Их теперь две! — испуганно прошептал Эреб, смотря на нас жалобными глазами, — У меня там… это… внуки без присмотра… Я пойду… Вы уж тут сами как-нибудь… Бедняжечки…
Мы с тревогой наблюдали за тем, как титан растворяется в огненной дымке, а крики в покоях переходили то на ор, то на шепот.
— Это — жена моего сына! И я имею право махать здесь тем, чем хочу! У нее мой внук! — не уступала Никата в споре с Катериной, — А ты — всего лишь жрица, и должна вести себя соответственно!
— Кто бы говорил про жриц! Я, по сравнению с некоторыми, на два размера меньше! — обиделась смертная, почти шипя на спартанскую матерь. Да у нее инстинкт самосохранения отсутствует полностью, — Да, и кстати, где этот… Как его… Ну, брат Сеньки… Гадик! Во! Я точно помню, что его видела!
В покоях повисла звенящая тишина, Танатос тихо хихикал, а я чувствовал себя униженным и опозоренным во второй раз. Еще немного и это войдет в привычку.
— Кто? — плохо скрывая смех, поинтересовалась прабабушка, — Гадик?
— Гадик, — подтвердила смертная, но уже не так уверенно, как до этого. Все-таки ее что-то смутило. Может одумается? — Он брат моей Сеньки. Какой-то дальний, и очень недалекий, потому что он ни кружку за собой помыть не может, ни лампочку ввернуть! Еле заставила!